Следственный комитет 2 ноября 2020 года возбуждено уголовное дело по ч. 1 ст. 342 (организация и подготовка действий, грубо нарушающих общественный порядок, либо активное участие в них) УК в отношении четверых работников БМЗ.
По данным следствия, 17 августа этого года на территории предприятия «группа агрессивно настроенных граждан из числа работников предприятия и иных лиц остановила движение технологического транспорта, осуществлявшего доставку сырья в сталеплавильные цеха, что привело к нарушению работы завода и причинению ущерба».
«В результате тщательного анализа полученных следователями данных установлены организаторы и активные участники несанкционированного мероприятия, в действиях которых усматриваются признаки состава преступления», - говорится в сообщении.
Ущерб оценивается в 1088 рублей 29 копеек.
Один из 4-х подозреваемых работников, имеющий российское гражданство и проработавший на БМЗ 20 лет разливщик стали 6-го разряда Павел Магидов рассказал о событиях того дня.
«Для меня все началось 10 августа, когда несовершеннолетний сын, ему на тот момент только исполнилось 14, гулял с другом в центре города в пять часов дня. Они шли по улице, подъехали два микроавтобуса и «газель», людей стали задерживать, в том числе сына с другом. Их задержали, стянули руки стяжками, повозили лицами по асфальту. При этом потом подтвердилось, что они ничего не кричали, окна не били. Поздно вечером сына отдали без каких-либо документов матери ребенка — моей бывшей супруге. Естественно, во мне все это кипело», - рассказывает Павел, историю которого публикует tut.by.
«17 августа я был на больничном, но знал, что на заводе будет встреча с руководством по поводу забастовки. Поэтому по дороге с приема решил остановиться и послушать, что скажут. Услышал, что просто идет говорильня. Я спокойный человек, но меня возмутило, что руководство не воспринимало нас всерьез, мол, что вы сделаете, покричите — и всё. Смотрели со снисходительной улыбкой, а ведь люди пытались сказать о наболевшем».
В какой-то момент, говорит Павел, он «не стерпел и громко сказал, что нужно сделать».
«Дальше мы пошли на территорию завода, кто через шлагбаум, кто по пропускам. Я заходил по пропуску. Вышли на дорогу, остановили скраповоз — и получили три-четыре часа простоя печей. Но сами печи мы не останавливали, это сделало руководство. При этом в цехе стояли четыре завалочные корзины, там еще было с чем работать. А мы постояли и в какой-то момент решили, что своего добились. Руководство уверяло, что никому за это ничего не будет, начальники цехов дали команду срочно собирать подписи. Я считаю, что это со стороны руководства был продуманный шаг. Во-первых, не у всех хватает духа оставить подписи, а во-вторых, за что их собирать? У нас же не забастовка, не трудовой спор с заводом. Получается, за счет этого сбора подписей притушили недовольство рабочих».
Павел говорит, что, когда перекрывал дорогу спецтранспорту, надеялся на то, что руководство пойдет на диалог с коллективом.
«Я хотел именно диалога. Не монолога, не общения с позиции старшего с младшим, не общения с позиции силы», — подчеркивает собеседник.
После событий 17 августа работа на заводе шла в обычном режиме, давления на Павла со стороны руководства не было. Уголовное дело, по его словам, было возбуждено 2 ноября, 4-го к Павлу пришли с обыском и доставили в Следственный комитет для дачи показаний. 5 ноября он уехал за границу.
«Я заступил на смену, расставил людей по работам, потому что сейчас исполняю обязанности бригадира. Потом, чтобы не быть должным заводу, написал бумагу в бухгалтерию, чтобы из моей зарплаты удержали в компенсацию ущерба 272 рубля 10 копеек. В Следственном комитете говорили, что общая сумма будет разделена на четверых. Закончил все дела, объявил о присоединении к стачке. Смена у меня с 9 до 21 часа, но в 12 я сел в машину, быстренько собрал какие-то вещи, обнял жену, дочку, поговорил с сыном по телефону и уехал. Одной из причин отъезда стало то, что 6 ноября меня снова вызвали в СК, куда должны были приехать корреспонденты, чтобы я сказал на камеру, какой я плохой и как раскаиваюсь в содеянном. Только на основании этого меня обещали оставить на свободе до суда, а я не хотел становиться посмешищем на всю страну. И садиться в тюрьму на несколько лет не хочу: у меня семья, обязательства, кредиты, надо подымать двоих детей. Поэтому решил все-таки уехать. Я 22 года прожил в этой замечательной стране и понимаю, что пока существует такая система — то ли поздний совок, то ли начало лихих 90-х, — страна превращается в болото».