Когда в трех часах лёта от Берлина насильственно с помощью оружия изменяют европейские границы, немцы должны были бы этим интересоваться. Но они этого не делают.
По субботам у людей много других дел. Сходить за покупками, убрать дом, отвести детей в спортивную секцию, такие заботы. Ну и кому охота стоять под дождем?
Это могло бы объяснить, почему в прошлые выходные перед посольством России в Берлине едва собрались 200 человек в знак протеста против действий Путина в Украине. Семья, обязанности, мрачно-серое небо Берлина, это все понятно. Только вот через час несколько тысяч человек прошли мимо Бранденбургских ворот. Некоторые, при поддержке христианских партий, вышли на марш за жизнь («Да – жизни – Европа без абортов и эвтаназии»), другие – за право на аборты. Обе демонстрации показали в новостях, а ту, которая выступала против войны в Украине – нет. Там почти никого не было.
Во избежание недоразумений: это хорошо, когда люди выходят на улицы и отстаивают свои убеждения, какими бы они ни были. И, тем не менее, сейчас Германии не грозят ни слишком либеральные, ни слишком ограничительные законы об абортах или планы на эвтаназию. Параграф 218 не новый – в отличие от войны в центре Европы.
Когда в 2003 году велись переговоры о военной интервенции, сотни тысяч вышли на улицы. Поэтому Герхард Шрёдер, несмотря на все международное давление, смог отказаться от участия в войне в Ираке. А теперь: чуть меньше 200 человек. Пару россиян, много украинцев, несколько грузин, некоторые немцы, которые занимаются Восточной Европой. Как будто нас всех это не касается, что в Украине сотни тысяч людей бегут на восток и на запад, что более 3 тыс. погибли, и был сбит пассажирский самолет с почти тремя сотнями людей на борту. Как будто к нам это не имеет никакого отношения, что в каких-то трех часах лёта от Берлина с помощью оружия устанавливают новые европейские границы и аннексируют территории. Как будто эта война региональное событие, которое не имеет ничего общего с Европой. Как будто она в три раза дальше, как и Ближний Восток.
Откуда это отсутствие эмпатии? Заключается ли оно в письменном закреплении обязательств с Россией, экономического или исторического характера? Или в сохраняющейся привычке, по-прежнему рассматривать страны Центральной и Восточной Европы как чей-то задний двор? Или в предположении, что речь идет не об Украине, а о войне чужими руками? Поэтому так сложно признать бедственное положение украинцев, не бросаясь сразу же в последующие релятивизации, в которых речь идет о нацистах и НАТО?
Да, на Майдане тоже было насилие, да, там также были ультраправые, но их было сравнительно мало. Да, в первые недели после свержения Януковича были допущены ошибки, это повлекло за собой кризис. Да, да, да. Но то, что украинцы потеряли Крым, что на востоке идет война, которая пока закончилась хрупким перемирием, что Украина потеряет важные области, что она дестабилизирована из-за продолжительного замороженного конфликта, за все это несет ответственность Россия, а не Украина.
Ни одна война последних десятилетий не касалась европейцев больше, чем эта: решение суверенной страны сблизиться с Европой сорвано военной силой. Украина платит за это непомерно высокую цену – все уступки последних недель Петру Порошенко пришлось принимать с позиции слабой стороны. Что может противопоставить кто-то, чья страна банкрот, армия разрушена, и кто может надеяться только на привязанную к условиям поддержку Запада?
Все это нас касается. И те, кто в прошлую субботу присоединился бы к небольшой группе перед посольством России, не увидел бы никаких сектантов или сторонников войны, а услышал бы, насколько выступающие старались провести различия между политикой Путина и российским народом. Как они искали слова для примирения, а также находили слова для критики преступлений отдельных украинских добровольческих батальонов. Как они просили не забывать, о чем идет речь: что Россия ведет войну на украинской территории, и это не должно остаться без последствий.
И как в конце демонстрации несколько сердитых россиян мешали остальным, пока к ним не подошла женщина с украинскими цветами на щеке и не начала дискуссию на русском языке.
Die Zeit, перевод УНИАН